Бывший министр внутренней политики, экс-начальник отдела по работе с молодежью мэрии Ульяновска Дмитрий Травкин в интервью 73online.ru рассказал, чем нынешние ребята отличаются от поколения 90-х. Он вспомнил, как открывал первые ночные клубы и проводил рок-фестивали, признался: ностальгирует по юности. Эксперт считает, что длительное время проблемы молодых людей в регионе не решаются — власть не знает, что делать. Травкин дал пять советов нынешнему министру молодежного развития Артему Мирошникову, как разорвать чиновничий шаблон и стать настоящим лидером.
В конце прошлого года в Ульяновской области сменился министр молодежного развития — им стал бывший помощник губернатора Алексея Русских, 29-летний чиновник из Подмосковья Артем Мирошников, который предложил себя на должность сам. После назначения он говорил, что основные проблемы в отрасли — разобщенность молодых людей, кроме того, в регионе этой политикой не занимались должным образом прежде, поэтому молодежи не хватает поддержки. Спустя полгода после того, как Мирошников взялся за дело, можно подводить предварительные итоги проделанной работы.
73online.ru поговорил о целях и задачах министерства с президентом Фонда общественных исследований «РАПИР» Дмитрием Травкиным — он развивал молодежную политику в Ульяновске с конца 90-х годов, а недавно эксперты его Фонда выпустили сборник научных трудов, посвященных этой теме, и даже сформировали проект стратегии до 2030 года. Как оказалось, мнение ученых не сильно интересует минмолодежи.
— Молодежь — это настоящее или будущее?
— Молодежь от 18 до 30 лет составляет значительную долю населения — порядка 20%, то есть каждый пятый житель региона. С каждым годом удельный вес этой категории уменьшается, одновременно с этим принято считать, что молодые люди наименее социально защищены. Они испытывают ряд специфических проблем: получение качественного образования, трудоустройства после выпуска, улучшение жилищных условий. У многих отсутствует какой-то первоначальный капитал, что тормозит создание и развитие молодых семей. У них есть потребность в самореализации: это энергичные люди с долей максимализма, которые хотят найти свое место в жизни и принести пользу.
В России принято заботиться о таких, считается, что за молодежью — наше будущее, хотя есть другая точка зрения: это наше самое активное настоящее. И власть работает в этом направлении, если в ее структуре на уровне регионов существуют специализированные органы. Они везде разные, единой системы не сложилось.
В Ульяновской области, когда в 1992 году прекратила свое существование самая массовая общественная организация ВЛКСМ, её функции были переданы муниципалитетам, появились комитеты по делам молодёжи. Старые рельсы уже никуда не годились, шёл поиск новых форм, с другой стороны — ехали на старых дрожжах, с третьей — экспериментировали. Например, в регионе появился общественно-государственный комитет по делам молодёжи, созданный покойным Валерием Александровичем Сычёвым. Это была попытка скрестить общественное прошлое (ВЛКСМ) с государственным статусом некой структуры в исполнительной власти. Это были тяжёлые годы, страна провалилась в совершенно другую реальность. Все, что раньше было позитивным и востребованным: альтруизм, желание принести пользу стране, заменилось практически на противоположное — построение счастья для отдельно взятого себя. Это была другая крайность, меркантильность. Забегая вперед, можно сказать, что сегодня делается попытка найти золотую середину. Но, как и в любом общественном процессе, много факторов давит со всех сторон, все они разнонаправленные, и не вырисовывается единая главная линия.
— Чем нынешнее поколение отличается от молодёжи 90-х?
— У Фонда «РАПИР» есть уникальное исследование, которое дает возможность сравнить ценностные ориентиры молодёжи. Впервые оно проводилось в 2004 году, затем в 2019-м. За прошедшие 15 лет выросло целое поколение молодых людей. Они все патриоты, но патриотизм они видят прежде всего в заботе о своей семье, о своем малом круге, о родных и близких; ценностью являются здоровье, работа, достаток. И властью с этим нужно работать. Чтобы управлять, нужно знание управляемого объекта — это залог принятия качественных решений. Если человек заболел, мало измерить температуру — пока не сдашь анализ крови, понять природу заболевания и назначить способы качественного лечения невозможно. Так же и здесь. И мне кажется, с этим сегодня серьезные проблемы. Есть образ, какой бы власть хотела видеть молодежь, но что творится в реальной молодежной среде, в головах 200 тысяч людей Ульяновской области из этой категории, я думаю, ни детального, ни даже магистрального понимания нет. И принцип классификации молодёжи никому из чиновников не понятен.
— Кто является заказчиком работы с молодежью?
— С одной стороны — это государство, которому нужны патриотичные и лояльные граждане. Оно пытается это решить с разной степенью успешности. Есть программные способы, инициативу принято стимулировать в основном грантами. Есть также инициативы, звучащие из уст первых руководителей страны и региона — лучше, чем ничего, но пока это совершенно броуновское движение (беспорядочное движение микроскопических частиц — прим.), эффекта недостаточно. Но в любом случае, когда есть оркестр, крайне важен дирижер. Вот им со стороны государства могло бы стать подразделение, занимающееся делами молодёжи. Безусловно, идеально, когда заказчиком является и сама молодёжь! Но когда всерьез начинается разговор, выясняется, что для системного решения проблем нужны крайне большие ресурсы. Прежде всего финансовые, которых у государства, как оно говорит, нет.
На самом деле идёт поиск компромиссов. Все понимают: молодёжи надо что-то давать и обещать. С другой стороны, на большие вливания не хватает средств, надо хотя бы делать вид и формировать политику. Проблема возрастная, социальная, сложная. К сожалению, усилий органов исполнительной власти в ее решении недостаточно — такова специфика. Чиновники — это бегуны на короткие дистанции, пожарные, которые занимаются рядом необходимых, но краткосрочных действий.
Мы живем в обществе, где никто никому ничего не должен. Чиновники работают по бумагам, но, к сожалению, нормативная база молодёжной политики как система предписаний, в том числе для них, не сформирована. Власть «загорается», особенно перед выборами, инициирует различного рода федеральные законопроекты о молодёжи, но они, как правило, носят черты популизма — ими машут как флагами, потом исчезают. Работа с молодежью — всего лишь часть от большой стратегии развития государства, но инструменты и посылы власти меняются.
— После начала военной спецоперации в феврале политика государства изменилась в этом направлении?
— Конечно. Например, один из элементов новой стратегии — сделать так, чтобы молодежь задержалась в Ульяновской области. Но насколько это реализуемо? Что может молодых людей оставить сегодня дома? А что они сами думают по этому поводу? На каких условиях они бы остались? Это очень непростой процесс.
Сейчас не принято ссылаться на опыт западных стран... Но даже если взять молодёжь какого-нибудь развитого штата, например, Оклахомы (американский город заключил с Ульяновском соглашение об установлении побратимских связей в 2008 году, когда мэр Майкл Корнет приезжал в регионе и встречался с экс-мэром Сергеем Ермаковым — прим.) — с сильной экономикой, с серьезным набором гарантий американского общества, то она все равно будет уезжать в Калифорнию, Кремниевую долину, Нью-Йорк, Голливуд. Да куда угодно! Потому что она ищет себе место под солнцем и едет туда, где кипит жизнь, где рождаются возможности, где могут быть востребованы личностные, трудовые, образовательные, профессиональные ресурсы.
Тема миграции — вечная, ведь закрепостить молодёжь, слава Богу, невозможно. Другое дело, что можно создать условия, как в советское время это делалось. Объявлялась всесоюзная ударная комсомольская стройка. В Ульяновске создавался авиационный комплекс — примерно половина молодежи приезжала со всей страны, от Сибири до западных границ, остальные — из сел области. Рабочие строили цеха, а государство им платило приличную зарплату, давало жилье. Новый город был построен за 3-4 года — миллион квадратных метров, сегодня он составляет треть Ульяновска. Ехали на целину и строить БАМ... Кто-то говорил, что уезжали «за длинным рублем», но для деревенских жителей это был чуть ли не единственный способ получить паспорт. Сейчас можно по-разному воспринимать эти инструменты, но они были неотделимой частью своего времени и работали.
— Какую оценку вы можете дать нынешним инструментам власти задержать молодых в регионе?
— Прежде чем оценивать, хороши ли инструменты, нужно понять: а они вообще есть? Работа сегодня ведется точечно, частично это проблему решает. Власть создает около кричащие перспективы, стимулирует на село переезд молодых специалистов — учителей, врачей, аграриев, платит «подъемные» — 1 млн рублей за пять лет, дает квартиры. Но вопросом оценки эффективности мер никто не занимается. На мой взгляд, наступает тревожная ситуация, связанная с тем, что молодёжь разочарована теми формами поддержки, которые государство готово предложить. Появляется стратегия самоспасения: одни пробиваются, другие страдают.
— Общественные молодежные организации сегодня являются инструментом? Они поднимают эти проблемы?
— У меня язык не повернется называть большинство этих организаций некими симулякрами... Но давайте честно скажем: отсутствие единого государственного дирижёра приводит к тому, что в лучшем случае они работают в рамках узкого сегмента, решают свою задачу, кому-то помогают, двигают вперед. А в целом это все равно, что взять огромный огород – один здесь вскопал квадратный метр, посадил здесь розы, второй полметра вскопал, посадил чеснок. А потом мы смотрим на весь этот огород, а часть его вообще никто не вскопал — далеко идти или земля плохая. Такие аналогии говорят о том, что должен быть один агроном, который скажет: нужен севооборот! Сегодняшняя учащаяся молодёжь завтра станет работающей, а послезавтра — молодыми семьями, и их потребности понятны. Я не призываю к иждивенчеству, государство не то чтобы обязано давать все это, но должно помогать, создавать условия на базе понятных, относительно стабильных критериев.
— Яркие лидеры общественного мнения у молодежи в регионе есть?
— Лидеры должны формироваться, а делается это в результате какой-то общественно значимой деятельности. Нельзя сразу стать Марией Рогаткиной и Сергеем Гулькиным (Рогаткина — бывший премьер регионального молодежного правительства, Гулькин — экс-спикер парламента области — прим.).
Их стало меньше по нескольким причинам. Молодежь стала сегментирована, все общество автономизируется, распадается на микросоциумы. Лидеры общественного мнения есть у скейтеров, бардов, туристов, борцов. Но они узкие, иногда это ЛОМы одного двора, даже одной лавочки!
Кроме того, государство сегодня взяло курс на то, чтобы нивелировать личность, сегодня стало как-то социально невыгодно выпячиваться — чуть что идут жесткие санкции, которых раньше не было. Взят курс на сглаживание каких-то личностных особенностей. Мы даже в Госдуме РФ подчас не можем рассмотреть каких-то ярких фигур. Они там есть, но рабочая обстановка их как бы побуждает быть серой массой. Если раньше каждый депутат мог обратиться, выступить с инициативой, то сейчас это достаточно многоступенчатый процесс. Сначала нужно выйти в свою фракцию, обсудить там, если фракция считает это необходимым, включается некий общеполитическаий дискурс, тогда скажут, что тема хорошая, но пока не время. То есть прямых проявлений активности стало значительно меньше. И главное — эта активность не поощряется, человек мог бы действовать, но не понимает последствий. И наступает период самоцензуры, люди начинают сворачиваться, уходить в ракушку.
Еще момент — роль окологосудраственных структур, в том числе медийных, состоит в том, чтобы показывать этих людей. Раньше была такая программа «Прожектор перестройки». Тогда мыслилось, что есть ландшафт — он для всех серый, а есть луч, который высветил одного человека, становящегося объектом общественного интереса. Сегодня этот луч рассеян, информационная политика рассеяна.
— Но, с другой стороны, в любой проблеме всегда есть поле возможностей.
— Да. Длительное время молодежные проблемы в Ульяновской области не решаются. Вокруг них отплясывают политики, партии, власть, но похвастаться успехами пока нельзя. Что в этих условиях делать?
Некоторые регионы пошли по пути «изменить все». Изменить глобальную среду вокруг молодёжи невозможно, но есть вероятность что-то сделать в отдельно взятом регионе. Появились законы о строительных отрядах в Белгородчине, в Томской и Волгоградской областях. В отдельных субъектах вопросы взаимодействия с молодежью оказались в руках команд очень эффективных менеджеров, создана определенная база или имеется традиция, присутствует на региональном уровне политическая воля, начались яркие движения. Это уже видимо и заинтересовывает, внушает сдержанный оптимизм.
— А у чиновников Ульяновской области политическая воля имеется?
— Часто проблему ставят с ног на голову.
В 2021 году Фонд «РАПИР» по заказу бывшего профильного министра Ивана Макеева разработал проект стратегии развития молодёжной политики до 2030 года (в настоящее время Макеев — замминистра — прим.), им занималось порядка 10-и опытных ученых. Мы понимали, что всех проблем не охватить, поэтому создали компактный документ с предложениями на 30 страниц емкого текста, затем отправили. Был заложен ряд дельных предложений, на наш взгляд. Например, есть субъекты молодёжной политики, ею целенаправленно занимаются в вузах, на крупных промышленных, коммунальных, бюджетных предприятиях, в социальной сфере. Есть сложившиеся общественные организации, хотя бы основные акторы, есть муниципалитеты. Эксперты Фонда предлагали эту стратегию широко с ними обсудить — не формально, а понять идеи и способы их реализации.
В результате обсуждения, наверное, были, нас не приглашали. И раз вы, как представитель одного из ведущих СМИ региона, об этом не знаете, значит, они прошли либо кулуарно, либо недостаточно, либо поверхностно.
На базе стратегии должна появиться уже государственная программа. Это те же самые цели и задачи, только в сроках и в деньгах. Правительство бы понимало, что именно и через какое время получит, вложив сюда рубль, и по каким индикаторам измеряется решение проблемы.
— Как думаете, сегодня руководство региона понимает, что делать дальше?
— Этот вопрос нужно задать им. Но в публичном пространстве министерство молодежного развития незаметно. Я искал их электронные ресурсы, но не нашел даже собственный сайт, только страничку на официальном ulgov.ru. А в разделе «Программы и планы» последний документ датирован 2019 годом, больше ничего нет. Зашел в раздел новостей пресс-службы — ошибка 404. Потом я заглянул в их социальные сети, подписался на Telegram-канал — аж 90 подписчиков! Среднюю новость читают 40-50 человек, редко — больше, но всплески небольшие.
Можно спорить до хрипоты, что лучше — Юнармия или РСМ, но когда нет ничего, начинают возникать вопросы как минимум как у налогоплательщика к представителю государственного органа: «Это что?».
— У каждого есть свой опыт. В 1997 году вы пришли руководить отделом по делам молодёжи мэрии Ульяновска. Как выстраивали эту политику тогда, четверть века назад?
— Мне было 27 лет. Тогда этот отдел состоял из двух человек, в бюджете — ноль рублей. Вот вышел на работу 25 августа 1997 года, все. Надо было как-то двигаться. Я почесал голову, оценил ресурсы и начал. «Нас должны заметить, мы должны принести реальную практическую пользу», — сказал тогда я. Не скажу, что мы звезды с неба хватали, но в числе интересантов и бенефициаров видели саму молодежь.
И мы решили озеленять город. Через 10 дней после моего назначения появилась акция «Я люблю свой город», которая позднее стала брендом и долго «гуляла». Это был позднесоветский период, фактически закат эпохи. Осталось огромное количество дендрариев, которые бросили после развала Союза, и там были немножко переросшие саженцы. Например, питомник авиапромышленного комплекса, питомник декоративных культур, был питомник на станции Охотничья. Росли березы, тополя, липы, рябины, ясени. С другой стороны — была молодёжь, бесплатные рабочие руки. Ну и коммунальщики, у которых были КАМАЗы, ЗИЛы, ГАЗоны, но не было людей. И десантники! Я их всех собрал и поразил своим откровением, нарисовал схему проекта. До сих пор вижу огромную аллею берез на Северном Венце около политеха, там было высажено почти 1200 саженцев. Рябины на Минаева, ясеневую аллею на проспекте 50 лет ВЛКСМ, пирамидальные тополя у первой больницы на Сурова... Высадить 60 тысяч деревьев? Да легко!
Молодежь летом шатается, а нужны были кадры. Я пришел к тогдашнему мэру Виталию Марусину и предложил создать свою молодежную службу занятости. Он меня тогда чуть не выкинул в окошко! Я ему на пост руководителя «Персонала» привел 19-летнего мальчика, второкурсника-юриста из УлГУ Андрея Максимова (Максимов — первый председатель городского избиркома, эксперт по местному самоуправлению, руководитель и куратор проектов Фонда Кудрина по поддержке гражданских инициатив, член Общественной палаты РФ — прим.). Оттуда выросли такие эксперты, как Дмитрий Соснин, Евгений Озяков, в то же время ко мне в комитет пришли работать Александр Иванов, Светлана Дронова, Татьяна Голушкина, Оксана Солнцева… Я брал их студентами и к себе подгребал.
Потом посыпалось коммунальное хозяйство, а у нас была система подростковых клубов, их стали закрывать, перестали ремонтировать. Я предложил создать подвед, так появился «Симбирцит». И вот с тех пор худо-бедно он работает, на плаву, форма прижилась.
С «отпетыми мошенниками» работали — ребята стояли на учете в милиции, это конец 90-х, преступность на пике. В мэрии тогда через забор находилось суворовское училище, они в Поливно своих курсантов возили, там лагерь был. Договорились с директором, что с них палатки, педагоги, с меня — кормежка и парни с ДОСААФ, чтобы побегали, постреляли. И мы закатывали смены одну за другой, в год по 2-3 тысячи детей «оторви и выброси» проходило — никто не убегал.
А молодёжи еще нужно было отдыхать! И вот в ноябре 1997 года открылось первое подобное заведение — «Севклуб» в детском парке им. Матросова. Он проработал месяц, после чего туда наведался бывший губернатор Юрий Фролович и сказал всех выгнать, потому что директор парка нажаловалась. Начался тако-о-ой разнос. Ко мне пришли два друга — предприниматели Александр Крутов и Эдуард Шабалин, и мы начали думать, как клуб сохранить. В итоге изготовили табличку «Комитет по делам молодёжи мэрии города Ульяновска», повесили на дверь... Крику было очень много, но «Севклуб» продолжил работать, проводить вечеринки. Потом «Пионер» на Карла Маркса открылся. Их тоже Горячев приказал закрыть после противопожарной проверки. Я им вторую табличку — хлоп!
Под окнами Горячева на площади им. Ленина умудрились провести рок-фестиваль, тогда был молодой Гена Журавлев (экс-директор филармонии, бывший министр культуры — прим.), мы с ним его организовали. Губернатора дразнить не хотели, просто место было подходящее — готовая сцена, хороший звук, можно и погудеть. Я предварительно зашел к дедам в госпиталь ветеранов, предупредил, что шумно будет, но пообещал в восемь вечера закончить. Юрий Фролович только рот открыл, а мы уже все решили! Это была очень живая история.
Я понимал: если что не так, нас в порошок сотрут, и мы никогда не подводили.
— Ностальгируете, конечно?
— Болею за дело. Никому не хочется обессмысливать свое прошлое. Я был учителем истории, и на многие проблемы смотрю как педагог, продолжаю с детишками заниматься. С молодежью должна работать молодёжь. Помню, смеялся, потому что в то время, когда я был председателем горкомитета, как раз назначили нового главу госкомитета молодежи России, им стал Деникин. Даже не помню его имя и отчество, но помню, что ему было 53 года. И мне это было страшно смешно. Мне самому в этом году 52, но я бы уже не рискнул возглавить молодежь, потому что молодежными проблемами должны заниматься, примерно, сверстники. В этом смысле было бы кому передать и не забывать все эти вещи.
— Какие пять советов вы дадите молодому министру Артему Мирошникову?
— Первый. Успех будет там, где основу деятельности составляет решение проблем, которые интересуют саму молодёжь. Найдите точки, расшивайте их. Идеал недостижим, но к нему надо стремиться.
Второй. Нужна система во всем. Система бьет класс. У нас привыкли — там вспыхнет, здесь звезда зажжется, нужно выбрать. Даже самое посредственное дело в рамках системы будет эффективнее, чем любое супервау дело вне системы. Формируйте кадры, подбирайте, тестируйте, учите, ободряйте, мотивируйте — да все что угодно!
Третий. Объединить вокруг себя всех, кто занимался и занимается молодёжной политикой, кто что-то понимает в этом. Это проректоры вузов, ссузов. Не буду называть имя серьезного человека из министерства молодёжного развития, но в преддверии Дня Победы и «Бессмертного полка» я его попросил напомнить мне фамилию проректора по работе с молодежью в сельхозакадемии, забыл. Так он мне сказал, что не знает! Постойте, ребята, у нас всего пять вузов в регионе — а, значит, пять человек всего! Оказывается, в минмолодежи также не знают, что у нас есть КГИМС (колледж государственной и муниципальной службы — прим.), они МЧС подчиняются. А там учится, на минуточку, 1200 студентов — спасатели и юристы. Всего в области 40 ссузов, работайте с ними. Их выпускники в основном остаются в Ульяновске, это ваша опора.
Четвертый. Не бояться отстаивать точку зрения, идти и доказывать. Черты такого молодёжного лидера — это всегда разрыв чиновничьего шаблона. Исторически к руководителю органа по делам молодёжи всегда примеряют комсомольские: он должен быть каким-то вожаком, иметь лидерские качества и быть в принципе молодёжным профсоюзом. Даже если тебя с первого раза не поняли, но ты уверен в своей правоте, живи интересами дела. Не бойся, что это навредит твоей карьере.
Пятый совет. Всегда полезны живые коммуникации. Их очень трудно померить, трудно загнать в KPI, но они являются основой доверия людей к вам. Если они почувствуют, что вы пришли решать их проблемы, они отзовутся, хотя сегодня с этим очень непросто, тем не менее отклик будет. А если они чувствуют, что их как массовку нагнали, чтобы изобразить что-то перед начальством, это история одноразовая и, конечно, это не то, что нужно тиражировать и делать стилем работы.
При участии Алёны Хорьковой
