Анна Рязанова руководит следственным управлением УМВД по Ульяновской области всего месяц, но уже глубоко погрузилась в работу. 73online.ru удалось взять у нее первое большое интервью в новой должности — и она расположила своей искренностью и открытостью. Женщин, занимающих высокие посты в силовых структурах, обычно называют «железная леди» — и в каком-то смысле Рязанова этот статус подтвердила.
Первым делом в кабинете Анны Рязановой бросается в глаза стена, на которой в определенном порядке и, видимо, с большой любовью разместились фотографии времен службы в пензенском УМВД. «Это моя жизнь!» — говорит Рязанова, улыбнувшись.
Она рассказала о каждом из снимков: вот в 2017 году глава МВД России Владимир Колокольцев вручает медаль «За доблесть», а здесь нынешний начальник ульяновского главка Максим Петрушин (ранее руководил уголовным розыском в Пензе, они работали вместе — прим.) вручает погоны полковника, на другой фотографии Рязанова провожает своего коллегу в Чечню. А тут — 2016 год: она на коллективном фото после семинара в ПФО вместе с Еленой Поповой, замначальника следственного управления УМВД по нашему региону. Рязанова и Попова были дружны и нередко общались по службе, созванивались: «Когда ее забрал ковид, я не могла поверить...».
Пензенские коллеги провожали Анну Рязанову в Ульяновскую область с теплой грустью. На память подарили фотоколлаж.
Во время интервью новый руководитель управления попросила подчиненных не отвлекать ее от общения с журналистом, но служебный телефон то и дело отрывал ее от разговора — приходилось переключаться. На рабочем столе — идеальный порядок и кипы бумаг, аккуратно сложенных и подписанных красными чернилами: «срочно». Позднее здесь появился ароматный кофе и угощенья — полковник юстиции заняла место в кресле, выдохнула, и ее голос зазвучал чуть мягче.
— Анна Владимировна, о вашей биографии известно только из короткой справки на сайте УМВД, интервью у вас крайне мало — оно, конечно, понятно, учитывая ваш род деятельности. Но не могли бы вы немного рассказать о себе — как оказались на службе в органах внутренних дел?
— Информации действительно очень мало. Я не медийная личность и стараюсь не придавать своей деятельности резонансного характера. Все же мы занимаемся расследованием уголовных дел, связанных с причинением материального и морального вреда гражданам, и лишняя огласка ни к чему.
Решение связать судьбу с правоохранительными органами вызревало годами. Началось все, наверно, еще на стадии юношества. В кругу общения моей семьи были юристы, адвокаты и судьи. Их разговоры завораживали меня: насколько грамотно они умели высказывать свои мысли, формулировать соображения. Не заслушаться было невозможно: это высокопрофессиональные и очень образованные люди.
Когда я окончила девятый класс — это была середина 90-х — набирали популярность школы с различным уклоном. По согласованию с родителями я решила углубиться в гуманитарные науки — мне нравились история и литература, я читала много книг. Тогда я перешла в школу №11 с гуманитарным уклоном в Пензе, которая активно сотрудничала с руководителями правоохранительных органов. У нас была возможность своими глазами увидеть работу судов, милиции.
Тогда, в юношеском возрасте, я решила, что хочу стать судьей — это случилось во время практики, которую мы проходили с подругой детства. Мне понравились эта официальная строгая атмосфера, государственная символика повсюду — понимаешь, что здесь принимают действительно ответственные решения, решают судьбы людей, так или иначе попавших в сложные жизненные ситуации.
Спустя время я задавала себе вопрос, как я, будучи ребенком, смогла осознать серьезность выбранного пути. Наверно, это складывается из ценностей, которые впитываешь в семье и которые помогают принимать тебе взвешенные ответственные решения.
— Есть какая-то ключевая фигура в вашей жизни, которая повлияла на выбор профессии?
— Решения были приняты исключительно мной. Но в этом смысле должна поблагодарить родителей, которые всегда меня поддерживали. Приходилось сложно, иногда даже были слезы, когда ты не понимаешь, на правильном ли ты пути. У меня была очень непростая история поступления в вуз, и родители помогали на протяжении всего этого времени.
Я хотела учиться в Саратовской академии права — это был один из ведущих вузов на тот момент, ковавший кадры для следствия, прокуратуры и судов. На одном из уроков в школе судья районного суда сказала, что они высоко котируют выпускников оттуда, и я это запомнила. Целый год занималась с репетиторами по истории и литературе, в свободное время закрывалась в комнате и читала учебники. Один из преподавателей посоветовал повесить мне в комнате зеркало, чтобы рассказывать материал перед ним и понимать, как меня воспринимают те, с кем я разговариваю. Благодаря этому я перестала стесняться, ушли комплексы.
И вот наступило время вступительных экзаменов, это был 1996 год, и я пыталась попасть на факультет юстиции. Но пришлось столкнуться с разочарованием. Все экзаменаторы говорили, что у меня хорошая подготовка, но выше тройки мне не поставят — вероятно, бюджетные места были уже распределены. Это был удар по самолюбию, было обидно за год, потраченный на подготовку.
Но мой репетитор по истории сказала мне не зацикливаться. Не поступила — значит, так надо, есть время подготовиться еще лучше. Я лишила себя возможности досуга, потратила еще год на подготовку — и на экзамены отправилась с твердой уверенностью, что сдам. Так и случилось. Экзаменатор по истории даже не стал слушать ответ на второй вопрос — я рассказала первый про творчество Радищева, и преподаватель поставил «отлично». Эта история — свидетельство моей целеустремленности и усидчивости. Так должно было произойти, иначе бы у меня не было той подготовки, которую я получила.
Кстати, все подруги, с которыми мы дружили с детства, пошли по юридическим специальностям: одна федеральная судья, еще две — начальницы юридических служб Пенсионного фонда и коммерческой организации. И никто не пожалел о выбранном пути.
— Согласно вашей биографии, вы начинали с патрульно-постовой службы…
— Да, когда на учебе началась первая практика и студентов направляли в милицию, прокуратуру и суды, меня затянула именно работа в милиции. Я оказалась в водовороте активной быстрой жизни, где все нацелены на результат: оперативные работники стремятся раскрыть преступление и установить того, кто его совершил, следователи оформляют доказательную базу. У меня появился азарт, и когда началась более длительная, четырехмесячная практика, я изъявила желание пойти в следствие. Но так как диплома у меня еще не было, начальник одного из райотделов предложил пока поработать в патрульно-постовой службе. Это длилось недолго, после получения диплома меня в кратчайшие сроки определили в следствие.
У меня было три наставника: два старших и один обычный следователь. Все женщины. В органах внутренних дел всегда с большим уважением относились к следователям: за их способность аналитически мыслить, оценивать доказательства, принимать ответственные и непростые решения и объяснять их. Все, что наработано оперативными сотрудниками, нами должно быть проверено и оценено. Даже если человек признается в преступлении, этого недостаточно, чтобы его обвинить. Нужно добывать дополнительные доказательства, которые прямо или косвенно указывают на него как на лицо, совершившее преступление. Это очень сложная и ответственная работа.
— Есть мнение, что из женщин получаются лучшие следователи, нежели из мужчин — якобы эта работа требует большей внимательности, усидчивости. Действительно ли это так? И какой сейчас процент женщин среди следователей?
— Если рассматривать женщин в контексте расследования уголовных дел, то, по моему опыту, они действительно более скрупулезны, внимательны, усидчивы и сосредоточены на деталях — «цепляются» за них и начинают распутывать клубок, собирая доказательства в свою копилку. Сейчас из 334 сотрудников органов предварительного следствия в Ульяновской области 222 — женщины.
Но мы с удовольствием принимаем на службу и мужчин. Они более ориентированы на результат, достижение конкретной цели. Такими нас создала природа. Недаром, когда формируют следственную группу, чтобы охватить больший объем в расследовании, руководителями, как правило, становятся мужчины, а членами группы — в том числе женщины. Мужчина видит цель, а женщины помогают ее достигать. Это эффективный метод, который не дает сбоев.
— В 2013 году вы заняли в Пензенской области должность начальника следственной части по расследованию организованной преступной деятельности. Понятно, что оргпреступность принимает различные формы, но все же это, очевидно, очень опасное направление работы — не было в связи с этим сомнений, когда заступали на эту должность?
— Опасность началась задолго до вступления в эту должность, еще в начале моего непростого служебного роста. Бывали ситуации, когда лица, близкие к предполагаемым преступным элементам, сопровождали меня по возвращению с работы домой. Давали понять, что они рядом, присматривают, и, если что, готовы к дерзким активным действиям. В то время в нашем пользовании начали появляться сотовые телефоны, и когда положение стало становиться критическим, я дала знать оперативным сотрудникам. Они прибыли минуты через три-четыре, и ситуация была исчерпана. Преследователи поняли, что, наверно, перегнули палку.
— Можете назвать дело, которое стало для вас главным — по любой причине: масштабу, важности, сложности — за время руководства следственной частью в Пензе?
— Были знаковые преступления в сфере мнимых медицинских услуг. Это 2018-2019 года. Мы расследовали два уголовных дела — в отношении сотрудников медцентра и клиники. Было доказано участие 33 фигурантов, двое из которых — организаторы преступного сообщества, остальные — его участники.
Действовали они в Пензенской и Нижегородской областях. Приобретали на черном рынке базы данных и обзванивали через колл-центры людей, приглашали на презентации. В очень дерзком и активном формате навязывали ненужные услуги — пугали, что если не начать лечение, то человек умрет через два-три месяца, и склоняли оформлять кредиты на процедуры. При этом у сотрудников не было даже медицинского образования — разве что для видимости приняли на работу нескольких врачей, чтобы не было вопросов у контролирующих органов.
Потерпевших оказалось 773 человека. Это большая трудоемкая работа, которая требовала от следственно-оперативной группы большой отдачи. Мы столкнулись с мощным противодействием со стороны защитников, которые постоянно менялись, чтобы затянуть процесс, выйти за рамки сроков расследования и мер пресечения. Расследование шло два года. Бывало, у следователей сдавали нервы — но для этого и нужен руководитель, чтобы расставить акценты и направить по нужному курсу.
Главное отличие в том, что организаторы были из ближнего зарубежья — граждане в целом активно были нацелены на совершение преступлений на территории нашего государства, особенно в части телефонного мошенничества.
Впоследствии эти дела нашли отражение в выпуске передачи «Человек и закон». Мы тогда впервые столкнулись с понятием «жесткого маркетинга», которое пришло из западноевропейских стран. Но наше законодательство трактует подобные вещи как общественно опасное деяние.
В целом могу сказать, что организованная преступность сейчас больше перетекает в экономику. Бешено меняющаяся социально-экономическая, политическая обстановка заставляет криминалитет искать новые способы и методы преступлений, более скрытные и неявные для правоохранительного блока. Преступники стараются выкручиваться, но пока им это мало удается.
— В представлении большинства оргпреступность — это пресловутые уличные группировки, что-то связанное с 90-ми, рэкетом и т. д. За время службы в Пензенской области приходилось иметь с такими дело?
— Это уже пережитки прошлого. Такие группы существовали в Пензенской области, но активно себя на момент моего вступления в должность не проявляли. Мы занимались в основном распространенными тогда мошенничествами, направленными именно на отъем средств у широкого круга населения. Чаще всего жертвами таких преступлений становились пожилые и одинокие люди.
В связи с увеличением миграционного потока расследовали дела по факту создания каналов незаконной миграции. Например, несколько лиц организовали пребывание в стране и Пензенской области 50 иностранцев путем проведения фиктивных экзаменов на владение русским языком, знание основ истории России и законодательства. Тоже была скрупулезная работа: просматривали видео- и аудиозаписи экзаменов, допросили более 100 свидетелей — в итоге удалось доказать вину и направить дело в суд.
— А в Ульяновске уже успели ознакомиться с составом местного криминалитета, главными группировками? Или у нас тоже спокойно?
— Совсем спокойно быть не может. В Ульяновске я только месяц, но какие-то моменты мне уже видны. Однако говорить о них на широкую аудиторию я пока не могу — до момента, пока не будет проведен комплекс оперативно-розыскных мероприятий, пока эти материалы не лягут на стол следователям, не будут задокументированы обстоятельства и фигуранты. Работа ведется, она есть — и хотелось бы обратиться к населению, чтобы граждане как можно чаще и больше предоставляли информации правоохранительным органам. Если есть возможность зацепиться и начать разработку, мы это сделаем.
Есть дела, которые в процессе, на стадии сбора доказательства, оценки, ознакомления с материалами. Они наверняка будут громкими, значимыми для людей, поскольку действия подозреваемых были направлены на то, чтобы завладеть деньгами простых граждан. Все эти дела под моим пристальным контролем.
— Ульяновской полицией было возбуждено несколько громких уголовных дел в сфере здравоохранения: например, касательно закупки минздравом тест-систем и пульсоксиметров. Как идет их расследование?
— Такие дела действительно были возбуждены, в мае — о закупке тест-систем, в конце июля — о пульсоксиметрах. Сейчас они находятся у следствия. По ним проводятся комплекс оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий, но говорить о том, что там есть какие-то конкретные лица, пока преждевременно.
Есть основания полагать что в деле о закупке тест-систем усматриваются признаки и других составов, подследственных не только нам, но Следственному комитету.
— Как вообще оказались в Ульяновске? Это было приглашение Максима Петрушина? Хорошо ли с ним знакомы по работе в пензенском управлении?
— В системе МВД существуют определенные правила ротации сотрудников, которыми обуславливается поэтапная смена руководящего состава. Это обычная практика. Я состояла в кадровом резерве, и с учетом того, что раньше мы уже работали с Максимом Юрьевичем, была направлена в Ульяновскую область. Такая ротация эффективна: когда ты приезжаешь из другого региона со своим багажом знаний и навыком их применения, можешь подсказать точечно, как эффективнее организовать работу.
Максим Юрьевич руководил в УМВД по Пензенской области оперативным блоком, разработки его сотрудников ложились нам на стол. Случалось, мы спорили, иногда довольно горячо — но это рабочие моменты. Предложение возглавить Следственное управление прозвучало неожиданно, когда я позвонила поздравить его с Днем защитника Отечества. Я подумала, обсудила с близкими и согласилась. Все новое должно способствовать развитию личности.
— Какие первые шаги сделали на новой должности?
— Они должны быть направлены на то, чтобы определить профессиональное ядро личного состава, на которое можно опираться при достижении результатов в служебной деятельности. В первую очередь это соблюдение законности и сроков расследования. Все проблемы решаемы, просто нужно грамотно расставить акценты, определить конкретные периоды времени и контролировать исполнение.
— По поводу кадров — достаточно ли укомплектовано следственное управление? Довольны ли вы уровнем квалификации нынешних следователей вообще и сотрудников управления в частности?
— Есть определенная текучесть, но она свойственная для любого времени. При этом с каждым кандидатом, кто поступает на службу или принимает решение уволиться, я разговариваю лично и выясняю причину решения. Я держусь за тех сотрудников, кто воспринимает свои обязанности не как работу, а именно как службу, понимает моральную ответственность перед каждым потерпевшим. Ты должен сделать все, чтобы помочь человеку, потому что в твоих руках — закон. А когда проявляется безразличие, малодушие, если сотрудника не трогают страдания людей — для меня он не имеет ценности. Нужно честно выполнять свою работу — не потому, что зарплату платят, а потому, что это долг.
Что касается квалификации сотрудников — тут есть над чем работать. В руках современного следователя есть масса технологических возможностей, доступ ко всем необходимым базам данных. Когда я поступала на службу, нашим вооружением была печатная машинка. Мы всем отделом составлял график ее использования на все 24 часа — тебе могло достаться время даже на рассвете. Но как по-другому? Обвинительное заключение должно было быть отпечатано на машинке.
Сейчас нет необходимости работать в таком режиме. Следователю надо лишь грамотно планировать время свое и тех, с кем он соприкасается на работе.
— А у вас самой получается распланировать свой день? Как все успеваете?
— Я всегда, будучи следователем, шла на службу с удовольствием, потому что знала, какой пласт работы мне предстоит выполнить, планировала свои дела. И даже если я уходила домой глубокой ночью, то оставалась довольна — ведь я выполнила задачи.
Единственное, стараюсь не брать работу на дом. Дом — это твоя крепость, где ты должен набраться энергии, чтобы с полной отдачей трудиться следующий день.
— Вы жесткий руководитель?
— По моим ответам вы, наверное, уже поняли (улыбается). Для меня главное — дисциплина, пунктуальность, знание норм закона и стремление их правильно применять. Мне встречались за время работы сотрудники, кто скудно владел знаниями в области уголовного процесса и права и не был готов развиваться. От таких толка нет. В стране постоянно меняется ситуация, это находит отражение в Уголовном кодексе, поэтому нужно быть в тренде всех изменений. Не только нарабатывать свою практику, но и использовать практику коллег, судебную, работать над уровнем образования — и делать это самому, а не ждать команды руководителя.
— Вы требуете от своих подчиненных гореть работой. А многие сгорают?
— Задача руководителя — разглядеть, если что-то не так, вникнуть в проблемы своего сотрудника, даже бытовые. Да, мы призваны служить, но у всех нас есть семьи, свои трудности, иногда даже трагедии. И обязанность руководителя — помочь, поговорить, вовремя дать передышку, чтобы решить, например, свои семейные проблемы. Некоторых, наоборот, спасает неординарный объем работы — они погружаются и забывают обо всем. Это индивидуально.
— Легко с людьми расстаетесь?
— Нет. Как я уже говорила, с каждым, кто решает покинуть службу, я провожу личные беседы, мне хочется разобраться в причинах. За последний месяц было несколько молодых девчонок, которые отработали два-три года и поняли, что погорячились с решением пойти на службу. Не понимали, что этому надо отдаваться полностью, хотят создать свои семьи, завести детей. Но как можно препятствовать и не понять их? Каждый расставляет свои приоритеты.
Андрей Семёнов
